РАХМАТУЛЛИН: Есть два монумента 1. Гоголю, сидящий Гоголь, старый Гоголь.
Они установлены в одном году учителем и учеником, скульпторами Волнухиным и Андреевым. И как только мы согласимся, что Гоголь смотрит в камин, Гоголь застигнут в минуту, когда он сжигает книгу, мы немедленно обнаружим диалог между персонажем, создающим книгу и персонажем, её уничтожающим. И эти два памятника, действительно, созданы в один год учителем и учеником. ЛАРИНА: Ну, это всё Ваши домыслы, это фантазии.
РАХМАТУЛЛИН: Пусть так. Ответственность автора здесь состоит в следующем. Его интуиция, а он, автор, строит интуицию как жанр.
ЛАРИНА: Вы про кого? РАХМАТУЛЛИН: Про себя, да.
И это принципиально для метода. Поскольку речь идет не только о реконструкциях чьих- то метафизических намерений, не только о метафизике намеренного, не только о гипотезах. Речь идёт ещё и о метафизике ненамеренного. Речь идёт о том, что город создается не только человеческой волей. И если город – это сумма действий промысла и действий человека, то изучать такой город можно и нужно не только академическим методом. Тогда включается эссеистика или поэзия, тогда мы можем сделать следующий шаг по сравнению с тем, на который имеет право строгий учёный.
Если это найдется, это перейдет из одной метафизики в другую, в область метафизики намерений. Пока мы говорим о том, что два монумента несомненно вступили в диалог, и ответственность автора состоит в том, что это либо начинает быть так с того момента, когда это написано, либо нет. Либо читатель говорит: «Ну, брат, это ты загнул!», либо он говорит: «Ух ты, точно!» То есть я не вижу ничего, чего не может увидеть другой. Здесь мы вместе наблюдаем то, что я бы назвал чудом города. Я говорю – смотрите, как чудесно! И вы отвечаете да или нет.
ЛАРИНА: Я так понимаю, что этот метод постижения города, он применим к любому городу на планете, а не только к Москве. РАХМАТУЛЛИН: Не только к Москве, но, может быть, не к любому. Возможно, есть города разной метафизической природы. Я не исключаю, что есть города богооставленные, города, предоставленные сами себе, или города, замысел о которых состоит в отсутствии замысла. Я сейчас имею в виду замысел с большой буквы, не человеческий замысел. Очень возможно, что, например, замысел о Петербурге состоит в отсутствии себя, в допущении человеческой свободы, в допущении того, чтобы царь был богом города, демиургом, богом с маленькой буквы. Я думаю, что в Москве бога города (с маленькой буквы) нет.
Даже Иван III им не является. И никакой монумент в этом смысле не может быть гением места целого города, как Медный Всадник. Здесь, я думаю, различия в природе двух столиц существуют. Я думаю, что прекрасность Петербурга ещё и от того, что в нашей интуиции нет чувства другого Петербурга. Петербург не есть воплощение идеи Петербурга.
Он равен себе. Он весь здесь. А Москва несовершенна не только от того, что она может сравниваться с тем же Петербургом, но и оттого, что у нас есть интуиция о ней другой. Мы сравниваем её с её идеей. ЛАРИНА: У Вас должен быть учитель. Такие вещи просто так с неба не падают.
РАХМАТУЛЛИН: Да, наверное, есть, всё- таки некоторая школа. Школа метафизического краеведения началась как раз в Петрограде при Анциферове («Душа Петербурга»), хотя это, может быть, некоторое преувеличение, но это начало все- таки этой традиции, 2. Питер, столичный, теряет смысл и начинает его искать.
В это время в Москве, наверное, не возникает метафизического краеведения, но возникает эссеистический взгляд на город, например Сигизмунд Кржижановский, «Штемпель: Москва». Это такой чужой, внешний человек, идейно левый, он материал Москвы раскрыть всерьёз не может, но он нащупывает эссеистический метод. Затем, сейчас в Питере существует школа метафизического краеведения, даже сборники «Метафизика Петербурга». В Москве в последние десятилетия существует школа сакральной топографии, так можно её назвать, которая изучает, оставаясь на почве строгой науки, именно сумму намерений, пытается строить гипотезы относительно метафизических, мистических намерений царей ли, князей ли церкви, зодчих. Вот такая система посвящения храмов, вот такое их расположение, вот так устроенный церемониал означает то- то и то- то. Например, уподобление этой части города Иерусалиму, скажем.
Шествие на осляти означает, что Кремль и Китай- город позиционируются как стороны Иерусалима. И это могло быть и было намеренно. Это изучает школа сакральной топографии. То, что я предлагаю, это осторожный, на мой взгляд, следующий шаг. Когда у нас нет строгих данных о чьих- то намерениях, и вместе с тем мы видим, что в городе проявляются удивительные вещи, складываются между собой в какую- то осмысленную последовательность. ЛАРИНА: Если пойти дальше, то получается, что и исчезновение каких- то святынь или районов, или каких- то тайн, исчезновения их с карты Москвы, они тоже не случайны?
РАХМАТУЛЛИН: Во всяком случае. ЛАРИНА: Получается, что у города, как и у человека, тоже есть какая- то своя предначертанность, своя судьба? РАХМАТУЛЛИН: Я бы сказал иначе. У города есть возможность угадать или не угадать, увидеть или не увидеть. Я, например, думаю, что долина нижнего течения Неглинной, район Александровского сада, вообще всё, что между Моховой и Манежной, от Боровицкой площади до Лубянской – это пространство, попадающее в матрицу Римского Форума.
Опять- таки я не утверждаю, что это сводится к чьим- то намерениям. Просто Москва и Рим в высокой степени тождественны. Москва и Рим воплощаются как два проявления одной идеи, а не как калька друг друга. К услугам этой матрицы или этой потребности сейчас вот такие, а не другие архитекторы. И в итоге где- нибудь на Манежной площади вылезают вот такие руины, вот такая Клоака Максима, вот такие квадриги. Манежа, ротонда церкви Татьяны, триумфальные ворота Александровского сада, грот «Руины». И все это были фигуры Форума.
Но они создавались великими зодчими классицизма, ампир. Сюда можно включить, наверное, по- римски сказать сенатскую курию, т. Колонный зал Благородного Собрания. А вот сейчас к услугам этой потребности вот такие творческие силы, т. И получается то, что получается. А потребность продолжает проявляться. ЛАРИНА: А это каким- то образом отражается на жителях города, такие изменения метафизические?
РАХМАТУЛЛИН: Трудно сказать. Думаю, что да. ЛАРИНА: А как? Это можно как- то спроецировать, что происходит с сознанием людей? Asus Android Composite Adb Interface Driver Windows 8. РАХМАТУЛЛИН: Здесь сложно выбрать пример.
Можно поговорить, например, о том, как меняется тип пространства в городе. Как меняется ландшафт с точки зрения его отношения к традиции и модернизации. Явно есть вмещающие ландшафты средневековой традиции, т. Есть территории, живущие в разных исторических временах. Как это сказывается на человеке, прямо ответить невозможно. Во всяком случае, можно понимать, где ты живешь. ЛАРИНА: Расскажите, где Вы живёте, вот ваш район.
РАХМАТУЛЛИН: Я- то живу в московском уезде бывшем, т. ЛАРИНА: Это новые районы.
РАХМАТУЛЛИН: .. Закономерности старого города. ЛАРИНА: И родились там?
Рустам Рахматуллин «Две Москвы, или Метафизика столицы».